domosvaz.ru Domosvaz - Строительный портал.
Он меня, седаго старика, несколько понимает; но я его больше. Горжусь, что имел дело с славным человеком!...
Александр Васильевич Суворов о генерале Жане Викторе Мари Моро
27 августа во время сражения при Дрездене был смертельно ранен французский генерал Моро, которому прочили пост главнокомандующего всеми союзными армиями вместо генерал-фельдмаршала Шварценберга.
Генерал Жан Виктор Моро, гравюра неизвестного автора
Казалось самой судьбой юноше предначертано было стать преуспевающим адвокатом или государственным чиновником, пойти по стопам отца Габриеля Луи Моро, как это сделал его младший брат Жозеф Мари Франсуа. Как водится, отец отправил Жана Виктора учиться в юридическую школу в г. Ренн, но его пленила карьера военного и он попросту сбежал на военную службу. Но отец настоял на продолжении учёбы и выкупил сына из армии. Пришлось грызть гранит науки. Вот как вспоминал сам Моро: В начале Революции, призванной положить начало свободе французского народа, я был обречен изучать законы. Революция изменила направление моей жизни: я посвятил ее военному делу. Я вступил в ряды солдат свободы не из честолюбивых соображений, а избрал военное поприще из уважения к правам народа: я стал воином, потому что был гражданином.
Жан Виктор Моро
Жак Франсуа Жозеф ШВЕБАХ-ДЕФОНТЕН
Жан Виктор Мари Моро подполковник батальона волонтёров департамента Иль-и-Вилен, 1792 год
Франсуа БУШО
В 1789 году Жан Виктор сменил скучную карьеру адвоката на жизнь профессионального военного, вступив в ряды только что созданной Национальной гвардии в качестве капитана артиллеристов. Вскоре он был избран подполковником Первого батальона волонтёров департамента Иль-и-Вилен. Моро участвовал в войне против Австрии и Пруссии, проявил себя знающим и бесстрашным офицером, отличился во многих операциях, что не преминуло сказаться на его продвижении, за четыре года он прошёл путь до дивизионного генерала, став командиром дивизии Северной армии под началом генерала Жана Шарля Пишегрю, а затем и командующим армией. Несмотря на то, что отец Моро сложил свою голову на гильотине в период якобинского террора в 1794 году, Жак Виктор остался республиканцем. А в 1796 году он уже назначен командующим Рейнско-Мозельской армими, став одним из лучших полководцев Французской республики. Вместе с соратниками генералами Дезе и Сен-Сиром одержал победы на юге Германии, заняв Регенсбург и Мюнхен. Однако кампания закончилась 40-дневным отступлением, которое Моро провёл блестяще, получив от соотечественников прозвище французского Фабия.
Жан Виктор Мари Моро
с гравюры ПАРМЕНТЬЕ для Истории Французской революции Луи Жана Жозефа Бланка
Тем не менее в 1797 году он был отстранён от командования из-за того, что его командир и товарищ генерал Пишегрю, будучи председателем Совета пятисот, объявил войну Директории, был обвинён в измене и выслан из Франции. Но вскоре республика вновь ощутила потребность в услугах и таланте генерала Моро, он был призван в Итальянскую армию, которую вскоре и возглавил. Так в конце XVIII столетия судьба свела Моро с русским полководцем Александром Васильевичем Суворовым.
Портрет генерала Моро
Гравюра E. МОНСА по рисунку А. РУССО.
Надо сказать, что оба военачальника с уважением относились друг к другу, Жан Виктор так отзывался о русском генерале: Суворов есть один из величайших генералов: никто лучше его не умел одушевлять войск, никто не соединял в себе в высшей степени качеств военачальника, что главные его подвиги в Италии: сражения при Нови и при Требии, особенно марш на Требию, который есть совершенство в военном искустве. Он знал, о чём говорил. Разбить великого русского полководца ему не удалось, но и сам Моро был способным учеником. А Александр Васильевич видел в Моро достойного противника: И здесь вижу я перст Провидения. Мало славы было бы разбить шарлатана. Лавры, которые похитим у Моро, будут лучше цвести и зеленеть...
Жан Виктор Моро. Генерал-аншеф республиканской армии
Жак Люк Барбье-Вальбонн по оригиналу Франсуа ЖЕРАРА, 1816 год.
В Париже тем временем всё больше росло недовольство Директорией. Эммануэль-Жозеф Сийес готовил государственный переворот, для успеха которого нужна была хорошая генеральская шпага . Моро попал в поле зрения аббата, но он был абсолютно равнодушен к политике и когда на горизонте появился бежавший из Египта Наполеон Бонапарт, то Жан Виктор с облегчением сказал Сийесу: Вот тот, кто вам нужен; он Вам устроит переворот гораздо лучше меня (А. Вандаль) Моро поддержал Наполеона в день переворота, с отрядом из 300 солдат блокировав в Люксембургском дворце двух членов правительства – Луи Гойе и Жана Франсуа Мулена, непричастных к заговору.
Жан Виктор Моро. Генерал-аншеф французской Рейнской армии
Сражение при Штокахе 3 мая 1800 г.
Феликс ФИЛИППОТО
В 1800 году Наполеон Бонапарт, дабы убрать Моро подальше с глаз, назначил генерала командующим новой Рейнской армией и французскими войсками в Швейцарии. Весной он форсировал Рейн и одержал победы над австрийцами при Штокахе, у Хохштайна и Нерахайма. Наполеон послал Моро депешу от 16 мая 1800 года: Я бы с удовольствием променял пурпурную мантию Первого консула на эполеты командира бригады под вашим командованием. В сентябре от прибыл в Париж, где благосклонно был принят Бонапартом, удостоившим генерала двумя пистолетами, украшенными драгоценными камнями. В ноябре Жан Виктор женился на прелестной юной креолке Александрине Гюлло, но уже через 10 дней снова отбыл в действующую армию.
Битва при Гогенлиндене. Генерал Моро
Анри Фредерик ШОПИН
Именно это время стало пиком карьеры этого одного из талантливейших генералов французской армии. 3 декабря 1800 года французы под его командованием одержала блестящую победу над австрийцами при Гогенлиндене, заманив туда, как в ловушку, войска эрцгерцога австрийского Карла Людвига Иоганна Гогенцолерна. Это ещё более упрочило позиции Франции. Итогом стало заключение Люневильского мира 9 февраля 1801 года между Францией и Австрией, который закрепил оговоренные Кампо-Формийским договором территориальные аннексии в Италии, Бельгии и на Рейне. Из всех своих итальянских владений Австрия сохранила лишь Венецию. Она признала образование Батавской, Гельветической и Цизальпинской республик. Договор означал конец опостылевшей французам десятилетней войне в Европе. Это был звёздный час генерала Моро, он стал необычайно популярен на родине, соотечественники ставили его победу при Гогенлиндене выше, приписанной только лично себе Наполеоном, победы при Маренго. Естественно, этот триумф вызывал у Наполеона зависть и раздражение.
Победа при Гогенлиндене была последней республиканской победой. Никогда больше Франция не видела такой скромности в своих военачальниках, такой сердечной к ним почтительности со стороны солдат, таких трогательных проявлений патриотизма, как объятия двух соратников, Нея и Ришпанса, на поле битвы, после того как они соединились, прорвав с двух сторон австрийскую армию. Моро и в голову не приходило раздуть свою победу хвастливыми рапортами: он донес о ней поразительно скромным письмом, заключавшим в себе всего несколько строк. Бонапарт сообщил о ней Законодательному корпусу как об одной из величайших побед, когда-либо одержанных, и написал Моро, что он превзошел себя. Но позднее он взял назад свои похвалы. Он утверждал, что эта победа была результатом чистой случайности и что операции эрцгерцога Иоанна далеко превосходили операции его противника. (Эрнест Лависс, Альфред Рамбо История XIX века)
Моро, оставаясь республиканцем, и, будучи противником единоличной диктатуры Бонапарта, удалился от службы, отошёл в сторону, стараясь держаться подальше от политики: Мы не годимся для заговоров , поселившись в замке Гробуа в пригороде Парижа. Узнав, что Бонапарт собирается стать императором, Жан Виктор отказался от присланного ему ордена Почетного легиона. Но надо отметить, что его жена и тёща собирали у себя дома недовольных правлением Наполеона, интриговали против него, высказвали своё недовольство, что, естественно, тут же становилось известным полиции...
Жорж Кадудаль
Поль Амабль КУТАН
Такое положение дел не устраивало очень многих французов и прежде всего роялистов. Ширились заговоры и покушения на Первого консула. Одним из таких непримиримых был фанатичный вождь шуанов и бретонских повстанцев Жорж Кадудаль. После отказа Моро от сотрудничества с ним, Кадудаль с товарищами решил попросту выкрасть Наполеона во время прогулки, а затем убить его.
Генерал Шарль Пешегрю Александр-Франсуа КАМИНАД
Человеком, который мог бы сменить Первого консула, по мнению заговорщиков должен был стать генерал Моро, как человек, авторитет которого в армии был сродни наполеоновскому. Посредником же между ними и Моро они назначили бывшего генерала Пишегрю, ненавидевшего Наполеона, высланного им в Гвиану, но бежавшего оттуда, и нелегально проживающего в Париже. Было бы странно, если бы ярый республиканец генерал Моро согласился на эту авантюру. Не пожелав даже встретиться с Кадудалем, он сказал Пишегрю, что согласен был бы действовать против Бонапарта, но не желает служить Бурбонам. Позже он писал Наполеону о заговоре: Я даже не понимаю, как горстка людей может надеяться сменить правительство и восстановить на троне семейство, которое не смогли вернуть усилия всей Европы и многолетняя гражданская война. Уверяю вас, генерал, что все предложения, которые мне были сделаны, я отклонил как совершенно безумные.
Арест генерала Пешегрю
Художник французкой школы
Гравюра французской школы XIX века
Тем временем наполеоновская полиция выследила заговорщиков. Сначала был арестован генерал Жан Виктор Моро (за то, что знал, но не донёс), затем генерал Шарль Пешегрю, выданный полиции другом, хозяином конспиративной квартиры. Пишегрю, несмотря на пытки, молчал, а через 40 дней после ареста он был найден в своей камере, удавленный собственным галстуком. В самоубийство генерала никто не поверил. Позже всех арестовали Кадудаля. На процессе он сознался в заговоре, взяв всю вину на себя, подать просьбу о помиловании отказался и был казнён летом 1804 года.
Портрет генерала Жана Виктора Моро
Неизвестный художник
Генерала Моро также судили. Он блестяще защищался на процессе, присутствующие в зале дамы бросали к его ногам цветы, то и дело восклицая: Моро невиновен! Свободу генералу Моро! Всё это красочно описано в воспоминаниях мадам де Сталь. Он был осуждён на 2 года, на что Наполеон посетовал: Они его решили наказать так, как будто он носовые платки ворует! И заменил тюремное заключение на высылку в США. В письме жене Жан Виктор писал, что приговор стал для него верхом ужаса и бесчестия. Кроме моральных, генерал понёс материальные потери, суд удержал с него более миллиона франков, его парижскую квартиру Бонапарт отдал генералу Бернадоту, а имение в Гробуа – Александру Бертье.
В конце 1804 года Моро прибыл в США, он был превосходно принят президентом Джефферсоном, который предложил ему возглавить открывающиеся в Америке военные школы. Но генерал предпочёл поселиться в Филадельфии, где жил как частное лицо, занимаясь охотой и рыбалкой. Он отклонял все предложения заезжих политэмигрантов и агентов враждебных Наполеону держав о сотрудничестве. С началом заграничного похода русской армии в 1813 году император Александр I по совету бывшего французского маршала Бернодота пригласил Моро принять участие в совместной борьбе с Наполеоном. Так совпало, что жена генерала заболела и отъехала в Европу на лечение, его адъютант Ж.Б. Рапатель поступил на русскую службу, а в имении случился пожар, уничтоживший дом, библиотеку и рукописи Моро. Когда Жан Виктор Моро узнал, что в России осталось много пленных французских солдат, то написал, что готов идти во Францию с французскими войсками, но не скрою моего отвращения вступить в мое отечество с чужестранной армией... и ...Если значительное число сих несчастных согласится под моим предводительством выйти на берега Франции, ручаюсь, что свергну Наполеона
Автопортрет
Павел СВИНЬИН
Не дремали и русские дипломаты Андрей Яковлевич Дашков и Павел Петрович Тугой-Свиньин (военный атташе Поль де Шевенен). Павел Петрович, человек из племени авантюристов и искателей приключений, небезталанный литератор и художник, дальний родственник М.Ю. Лермонтова (а по утверждению некоторых следопытов и А.С. Пушкина), подружился с Моро, организовал тайный отъезд генерала из Америки в Европу на быстроходном бриге Ганнибал , сопровождал его в пути. Свиньин был с генералом во время сражения в Дрездене, став свидетелем его ранения, находился с ним до самой его смерти 2 сентября.
Генерал Жан Виктор Моро
Павел СВИНЬИН
В средине августа Жан Виктор прибыл в штаб-квартиру императора Александра I, был любезно им принят, в честь генерала был дан обед, а он сам представлен королю Пруссии Фридриху-Вильгельму III и императору Австрии Францу I. Как уже говорилось, Александр Павлович намеревался сделать Моро главнокомандующим всеми силами коалиции, так как считал только его достойным противником Наполеона. Сам же генерал предпочитал оставаться начальником штаба при русском императоре. Первый завет, который он дал союзникам был такой: Не нападайте на те части армии, где сам Наполеон, нападайте только на маршалов. На следующий день Александр I и генерал Моро отправились на театр военных действий, и всё оставшееся время Жан Виктор неотлучно оставался при русском императоре.
Смерть генерала Моро, par Paul Lehugeur
Смерть генерала Моро
Томас САЗЕРЛЕНД
Жан-Виктор Моро умирает от ран, полученных в битве под Дрезденом
Гравюра Томаса САЗЕРЛЕНДА по аквинте Вильяма ХИТА
27 августа 1813 года в битве за Дрезден разрывом ядра смертельно ранен командующий союзными войсками генерал Моро.
В гибели предателя французы видят божественное Провидение.
Карл Антуан Шарль Орас ВЕРЕНЕ
Иллюстрация к Истории императора Наполеона, Лорана де л’Ардеша
Ну, а что было дальше, вы знаете. Случился Дрезден, второй день сражения, перестрелка батарей противников. Моро предложил императору отъехать подальше от опасного места и только они двинулись, Жан Виктор впереди, Александр – на полкорпуса сзади, шальное ядро ударило в Моро. Оно оторвало ему правую ногу и, пробив насквозь лошадь, раздробило левую... Он был эвакуирован с поля боя на носилках, сооружённых из казачьих пик, покрытых шинелями, в Нетниц, где лейб-медик Виллие ампутировал Моро обе конечности выше колен.
Смерть генерала Моро
Луи-Шарль-Огюст КУДЕР
Смерть генерала Моро (фрагмент)
Затем генерал был перевезён в Лаун, где он скончался, 2 сентября. В своей предсмертной записке к жене, он писал: Этой шельме Бонапарту опять повезло. Он и здесь оказался счастливее меня. У его постели постоянно находились его верный адъютант полковник Рапатель, флигель-адътант Александра I полковник Орлов, Павел Свиньин. Последний написал в эти дни с натуры портрет Моро: Он представлен лежащим на смертном одре, но нимало не изменившимся в сходстве. Портрет с генерала Моро рисован мною в Праге с натуры и по отъезде моем в Англию поднесен полковником Рапателем государю императору, который приказал поместить его в Эрмитаж. Этот портрет мне найти не удалось. Последнее послание Моро продиктовал для русского императора: Государь! Я схожу в могилу с теми же чувствами почтения, удивления и преданности, какие почувствовал к вашему величеству в первую минуту нашего свидания...
Генерал Моро на смертном одре, 1813 год
Вильгельм ТЕРНИТЕ
Узнав о смерти Моро, Александр I отправил его вдове письмо: Когда ужасное несчастье, поразившее возле меня генерала Моро, лишило меня опытности и познаний сего великого человека, я всё ещё питал надежду с помощью стараний сохранить его для его семейства и моей дружбы. Провидение определило иначе. Он умер, как жил, силою души твёрдой и непоколебимой. Везде в России найдете вы к себе сочувствие, и если вам угодно у нас поселиться, я употреблю все способы украсить жизнь вашу, поставляя себе священным долгом быть вашим утешителем и подпорою. Дружба моя к вашему супругу распространяется за пределы гроба, и я не имею другого способа, хотя отчасти изъявить её, как сделав что-либо для благоденствия его семейства. Император назначил вдове единовременное пособие в полмиллиона рублей и назначил пожизненную пенсию в 30 тысяч рублей ежегодно. Кроме этого, позже король Людовик XVIII по просьбе русского императора пожаловал Александрине Моро пенсию в 12 тысяч франков и звание жены маршала, а также компенсацию около полумиллиона франков за утраченное имущество.
Дрезден. Памятник генералу Моро
Гравёр Уильям МИЛЛЕР
Вид Дрездена и памятник генералу Моро, 1815.
Ф. ТОЙБЕРТ
Памятник генералу Моро в Дрездене
А на месте гибели генерала Моро под Дрезденом, Александр I приказал установить памятник в виде гранитного обелиска с античным шлемом и лавровым венком и мечом наверху.
Про детей генерала удалось найти крохи. Его единственный сын, трёхлетний Эжен, остался во Франции с бабушкой и вскоре умер. Сколько было дочерей не знаю, но имена (Амалия, Изабель) встречаются разные, хотя судя по всему речь идёт об одной и то же даме. НАШЕ ВСЁ отписал о ней в своём дневнике от 5 декабря 1834 года: Ермолова и Курваль (дочь ген. Моро) всех хуже одеваются . А Долли Фикельмон добавила: Здесь появилась семья француза виконта Курваля; его жена – дочь Моро. В качестве таковой, она получила шифр фрейлины русского Двора с большим пансионом. Совсем некрасива и даже не элегантна, но, представляется мне существом с хорошим веселым характером. Ее муж – красивый мужчина, ужасно болтливый и фразер, когда его вдохновишь на это. У них красивые и умные дети. Буду признательна тем, кто сможет что-то добавить или внести ясность...
А шельма Бонапарт в ссылке на острове Святой Елене сказал графу Лас Казу: Меня огорчает слава Моро, который нашел смерть в рядах неприятеля. Если бы он умер за родину, я завидовал бы такой судьбе. Мне ставили в вину его изгнание; так или иначе – ведь нас же было двое, тогда как нужен был только один... И оказался прав: посмертная слава Наполеона полностью затмила славу Жана Виктора Мари Моро...
Церквовь святой Екатерины Александрийской
По иронии судьбы два противника – Суворов и Моро похоронены в одной стране, одном городе, на одном проспекте – Невском. По велению Александра I тело Жана Виктора Моро было забальзамировано в Праге и доставлено в Санкт-Петербург. Его похоронили в крипте католической церкви святой Екатерины Александрийской с почестями русского фельдмаршала. Все заботы о погребении взяло на себя русское военное ведомство. Посмертно король Людовик XVIII произвел Моро в маршалы Франции (как и Жоржа Кадудаля).
В годы советской власти в церкви был размещён склад.
А с недавнего времени в помещении была установлена мемориальная доска.
На кирпичной же стене крипты висит только портрет выдающегося генерала.
Портрет генерала Моро
Кристофоро ПРОСПЕРИ
А. Кузнецов: Жан Виктор Моро — один из самых блестящих генералов эпохи революционных войн. По тем временам военную форму он надел достаточно поздно, не имея перед этим совершенно никакой военной подготовки, кроме того, что очень увлекался и военной историей, и военной литературой, и даже по артиллерийскому делу читал кое-какие учебники. Но это все было на уровне хобби.
Вообще, Моро из классической буржуазной семьи, многие поколения которой служили на разных должностях. Его отец был достаточно преуспевающим провинциальным юристом, человеком, видимо, достаточно твердым. Он очень жестко сказал: «Ты будешь юристом». Впрочем, у Жана Виктора было несколько братьев, которые также были отправлены учиться юридическим специальностям. Правда, в отличие от него, старшего брата, все они как-то спокойно приняли волю отца. А наш герой пытался бунтовать, бросать все эти занятия. В студентах он вел очень разгульный образ жизни, был предводителем студенческой ватаги…
Военную форму Моро надел достаточно поздно
Потом Моро пытался удрать в армию. Отец специально приехал, чуть ли не под угрозой уголовного преследования за неповиновение воли родителя заставил его вернуться. В результате Жан Виктор все же стал бакалавром права, и даже в 1790 году в ходе начавшейся революции получил лицензию адвоката. Однако по юридической специальности он сработал только один раз — на собственном процессе.
Как только Моро предоставилась возможность — начала организовываться национальная гвардия — он тут же в нее вступил. Его избрали офицером. Но когда он узнал, что в гвардии не хватает артиллерии, — ушел в рядовые артиллеристы. Там опять пробился в капитаны. Ну, а дальше — феерическая карьера…
Революцию Моро встретил по тем временам совсем взрослым человеком — в 26 лет. Конечно, для маршала (если только не брать самое старшее поколение) это достаточно поздно. Но зато наш герой практически мгновенно взлетел в бригадные генералы. И вот первое мистическое совпадение: в одном приказе, в один день, под одним номером бригадного генерала получили и Моро, и Бонапарт. До этого они между собой не были знакомы. Это произошло позже…
Да, дивизионным генералом Моро стал на несколько лет раньше Наполеона. Он оказался в так называемой Северной армии, от которой, в общем-то, ничего особенного не ждали. Основная задача возлагалась на Рейнскую армию. А тут вдруг пошли удачи: практически была завоевана Бельгия, осуществлено вторжение в Голландию… Так вот, под покровительством одного из героев этих лет, генерала Пишегрю, Моро стал известен всей Франции.
Портрет генерала Жана Виктора Моро работы Франсуа Жерара, около 1797 года. Источник: en. wikipedia.org
Ну, а дальше великолепно описанная в литературе, совершенно странная, смешанная атмосфера 1794 — 1795 годов — первая Директория. С одной стороны, это время, когда закончился террор. С другой — со всех сторон, как грибы после дождя, начали плодиться заговоры… И в этой ситуации и армия, и общество в целом стали поглядывать по сторонам в поисках так называемой шпаги: в воздухе то и дело носилась идея, что режим Директории должна быть сменен какой-то сильной военной рукой.
С. Бунтман: Внятной.
А. Кузнецов: И здесь, конечно, взоры обратились на генерала Бонапарта после его феерического Первого итальянского похода.
Стоит отметить, что до этого кандидатом № 1 был другой человек — Луи-Лазар Гош. В 1797 году он внезапно умер. И вот тогда получилось так, что Бонапарт и Моро оказались фигурами примерно одного, что называется, веса.
Многим хорошо известна история 1799 года, когда Сийес начал присматривать шпагу для свержения Директории. Первоначально на кандидатуру Бонапарта он не рассчитывал, поскольку тот безнадежно завяз в Африке, в Египте. А вот Моро под благовидным предлогом в Париж вызвал… И вот еще одно мистическое совпадение: в один и тот же час к Сийесу вошли генерал Моро, наконец доехавший до Парижа, и представитель уже добравшегося до Франции Бонапарта. И Моро тогда сказал: «Вот тот, кто Вам нужен. Он Вам устроит переворот гораздо лучше меня».
Правда, надо сказать, что Моро также был активным участником. Именно тогда, осенью 1799 года, они, наконец, познакомились. И Наполеон начал охмурять Моро. Он умел это делать. Он пригласил нашего героя домой, подарил ему роскошный, отделанный драгоценными камнями кинжал, тонко льстил, расписывая его победы (те самые, которые потом на острове Святой Елены будет считать больше делом случая, чем полководческого таланта). И в результате Моро стал одним из его ближайших помощников…
С. Бунтман: Можно ли найти какую-нибудь точку?
А. Кузнецов: Сам Наполеон часто злым словом вспоминал жену и тещу Моро. И это при том, что этот брак — Моро женился в 1800 году на признанной красавице, молодой аристократке, одной из подруг Жозефины, Эжени Уло — устроила его супруга. Забегая вперед, стоит сказать, что данный союз был очень счастливым. Супруги прожили, что называется, душа в душу много лет. И Наполеон почему-то считал Эжени и ее мать интриганками, сплетницами, хотя вокруг него таковых было множество. Но вот этих он почему-то особенно не выносил.
С. Бунтман: Может, попадали?
А. Кузнецов: Может быть. А может, Бонапарту нужно было как-то объяснить все более и более очевидную неприязнь к Моро, которая была вызвана другими вещами.
Дивизионным генералом Моро стал раньше Наполеона
Но так или иначе, к этому времени Жан Виктор Моро — уже герой еще одного великого военного периода. Дело в том, что французский генерал несколько раз оказывался прямым партнером за шахматной доской самого Суворова. Причем каждый раз он вынужден был отступать. За это Александр Васильевич его ехидно-уважительно называл «генералом блестящих ретирад»…
И вот начало XIX века. Задавлена, залита кровью третья, как мы теперь уже знаем, последняя Вандея, но еще продолжается подспудное бурление. Некоторые вожди шуанов прячутся по лесам, пещерам, за границей, но рассчитывают вернуться. В том числе знаменитый Жорж Кадудаль — человек, который когда-то в юности, как и многие другие, был заражен революционными настроениями, но довольно быстро (во многом из-за жесткой антицерковной политики революции) стал убежденным роялистом и врагом существующего режима.
Судя по всему, Кадудаль каким-то образом был причастен к знаменитому покушению на первого консула в 1800 году, после которого Бонапарт отдал приказ Фуше как следует заняться заговорщиками.
Портрет Жоржа Кадудаля работы Амибла-Поля Коутана, 1827 год. Источник: en. wikipedia.org
В 1802 году за некоторые свои шалости всесильный Фуше перестал быть министром полиции и два года пребывал в вынужденном простое. А тем временем генерал Пишегрю, которого в свое время признали виновным в предательстве революции, приговорили к каторжным работам (фактически — к медленной гибели в Кайенне, но по дороге он успел сбежать), в эмиграции, в Лондоне, очень близко сошелся с Кадудалем. Моро, получивший очень приличный капитал, находился в Париже, занимался фрондерством. По всему Парижу расходились его словечки, которые потом будут поставлены ему в вину вполне официально. И агенты роялистов начали искать к генералу подход. Насколько они его нашли — непонятно, хотя по этому поводу очень много всего написано…
Да, сначала Кадудаль, затем Пишегрю тайно перебрались на французскую территорию. По одной версии, французская полиция их проморгала, по другой версии — нет. Это была часть плана Фуше, который мечтал вернуться. Его агентура отслеживала этих людей, но до поры до времени не трогала, потому что Фуше нужно было показать: «Сир, Вы в опасности. Вот, смотрите, я — в отставке, а Вы — в опасности».
Так или иначе, но Пишегрю и Моро встретились. Моро потом утверждал, что не давал согласия на эту встречу, что Пишегрю тайно ночью пришел в его дом, он не мог его выгнать, но сделал все, чтобы этот визит был максимально коротким. Свидетели же показали, что Моро и Пишегрю встречались в карете, что на самом деле у них было несколько встреч и несколько разговоров. Есть документальные свидетельства — ответ Моро одному из эмиссаров Пишегрю: «Я не встану во главе любой партии, целью которой является восстановление Бурбонов. Они настолько дискредитировали себя в глазах народа, что любая попытка возвращения их правления обречена на провал. Если же Пишегрю согласится действовать в другом русле, чем-то, что я ему заявил, то для этого потребуется устранение консулов и губернатора Парижа».
Суворов называл Моро «генералом блестящих ретирад"
Ну, а дальше мышеловка захлопнулась. Моро арестовали. Пишегрю арестовали. С боем, в прямом смысле слова, взяли Кадудаля, который при задержании умудрился одного полицейского убить и нескольких ранить. И когда на следствии его упрекнули: «Вот Вы убили полицейского, а ведь у него несколько детей», Кадудаль, не поведя бровью, ответил: «А надо было на задержание посылать холостяков».
В результате раскрутилось грандиозное дело о заговоре. И когда в конце мая 1804 года начался суд, к нему было привлечено 47 человек…
Моро был вынужден защищаться. Защищаться до такой степени, что, переступив через свою гордость, он написал письмо Наполеону. Вот небольшой отрывок: «Генерал, скоро месяц как меня держат здесь как сообщника Кадудаля и Пишегрю, и, вероятно, мне суждено предстать перед трибуналом за попытку покушения на устои государства. Пройдя через горнило революции и последующих войн, меня трудно обвинить в амбициях или в отсутствии гражданской позиции. С тех пор как враги отдалили нас друг от друга, вот почему я здесь с сожалением вынужден говорить о себе и о том, что я сделал. Но сейчас, когда меня обвиняют в том, что я являюсь сообщником тех, кого считают наемниками Англии и действующими по ее указке, то мне в этом случае, вероятно, придется защищать себя самому от силков, которые она для меня расставляет. Если Вы удостоите это письмо своим вниманием, генерал, то я больше не буду сомневаться в Вашей справедливости, и мне останется лишь ждать решения своей судьбы с чистой совестью невиновного человека».
Наполеон наложил резолюцию: «Приложить к делу». Процесс, весьма добросовестный, продолжался около двух недель. Было допрошено более 150 свидетелей. Адвокаты в полном объеме выполняли свои профессиональные обязанности.
Огюст Кудер. Смерть генерала Моро.
Генерал Моро был равновелик Наполеону во всем, кроме искусства политической интриги.
Двести десять лет назад, 3 декабря 1800 года (12 фримера IX года республики), в Гогенлинденском лесу близ Мюнхена произошла битва между французской армией генерала Моро и австрийской эрцгерцога Иоганна. Хладнокровие и отвага Моро обеспечили французам полный успех: все поле боя было усеяно телами убитых и раненых австрийцев. Победители захватили 12 000 пленных, 76 орудий и огромное количество снаряжения. Путь на Вену был открыт, и австрийцам пришлось запросить мира. Генерал Моро стал на родине необычайно популярной фигурой - благодаря ему победно завершилась опостылевшая французам война. Казалось бы, Наполеону следовало всячески обласкать героя и приблизить его к себе. Но Моро фактически вынудили уйти в отставку, а четыре года спустя он был объявлен изменником и выслан из Франции. Как же получилось, что Бонапарт не поладил с одним из лучших французских генералов?
 Фото: ROGER-VIOLLET/EAST NEWS |
Созвездие полководцев
Современный человек если и слышал имена французских генералов конца XVIII - начала XIX века, то в лучшем случае представляет их своего рода планетами-спутниками, вращавшимися вокруг блистательного солнца - Наполеона Бонапарта. Современники же считали этих полководцев самостоятельными светилами. У республики было много даровитых генералов, и некоторые из них, возможно, не уступали талантами корсиканцу. Но так случилось, что все они один за другим сошли со сцены. Бартелеми Катрин Жубер погиб в 1799 году в битве при Нови, сражаясь против Суворова. Блистательный Луи Лазар Гош умер в 1797-м в возрасте 29 лет не то от пневмонии, не то от туберкулеза. Ходили слухи, что он был отравлен. Двое друзей, Луи Шарль Антуан Дезэ и могучий Жан Батист Клебер, погибли, по странному совпадению, в один день, 14 июня 1800 года, с разницей в несколько минут. Первого сразила австрийская пуля в тот момент, когда чаша весов в битве при Маренго окончательно склонилась на сторону его армии, а второй, командовавший войсками в Египте, пал от ножа убийцы. К концу 1800 года в живых не осталось ни одного военачальника, чей авторитет мог бы сравниться с наполеоновским, кроме генерала Моро.
Жан Виктор Моро родился в 1763 году в департаменте Финистер на западе Франции, в семье адвоката. Его отец, Габриель Луи Моро, закончил свои дни в 1794 году на гильотине, что не помешало сыну, хотя он и осудил якобинский террор, на всю жизнь остаться убежденным республиканцем. Жан Виктор сделал блистательную карьеру на службе у республики. Вступив добровольцем в Национальную гвардию, он быстро поднялся до дивизионного генерала в Северной армии, которой командовал Жан Шарль Пишегрю, завоеватель Фландрии. После победы над австрийцами в битве при Туркуэне Моро прославился на всю Францию. Даже когда генералу приходилось отступать, он делал это с блеском и с минимальными потерями. В 1796 году Моро был назначен главнокомандующим Рейнской армией, с которой, одержав несколько побед, занял Регенсбург и Мюнхен. Однако в следующем, 1797-м, генерал был отстранен от командования. Его боевой товарищ Пишегрю, избранный председателем Совета пятисот, выступил против «зажравшейся» Директории - пяти «директоров», составлявших правительство Французской республики. Его обвинили в измене и сослали в Гвиану, но он бежал и укрылся в Англии. Естественно, это не могло не бросить тень на всех, с кем Пишегрю был связан. Но без дела Моро просидел недолго - два года спустя, когда стало очевидно, что ни один из французских генералов не в состоянии противостоять Суворову, он возглавил итальянскую армию. Разбить великого русского полководца ему не удалось, но и сам Моро разбит не был.
Моро и Суворов
В марте 1799 года европейские монархии выставили против Франции вдвое превосходящие по численности силы, и французы стали терпеть поражение за поражением на всех фронтах. В частности, в апреле главнокомандующий в Италии генерал Шерер был разбит на реке Адидже. После этого он бросил армию, а Моро был назначен на его место. Разбитая армия представляла собой 20-тысячный отряд, сильно растянутый по фронту. 15-17 (26–28) апреля 1799 года на реке Адда Моро дал решительный бой превосходящим его по численности австро-русским войскам под командованием Александра Суворова. Шансов на победу у него не было, и он вынужден был отступить. По мнению специалистов, отступление было весьма эффективно, однако Директории нужны были только победы. И Моро был смещен со своего поста, а на его место во главе армии был поставлен молодой генерал Бартелеми Жубер, считавшийся одним из талантливейших полководцев республики. Жубер, желая иметь при себе опытного советника, попросил генерала Моро временно остаться при армии. 4 (15) августа 1799 года в сражении при Нови генерал Жубер был убит, а Моро вынужден был взять на себя командование плохо подготовленными боевыми действиями. Отваге его не было предела, под ним были убиты две лошади, но ничего не помогло. При Нови французы потеряли от 7000 до 10 000 человек. Моро против воли вступил в битву, которая привела французскую армию к катастрофе. Военный историк Карл фон Клаузевиц назвал сражение при Нови «великой трагедией». Сам Суворов, признавая талант Моро, говорил: «Моро понимает меня старика, а я радуюсь, что имею дело с умным полководцем».
Непрощенная победа
К тому времени Моро полностью разочаровался в Директории, которая, как он считал, предала идеалы революции. Когда в 1799 году Наполеон вернулся из Египта и начал готовить заговор против Директории, Моро согласился его поддержать и в день переворота с отрядом из 300 солдат блокировал в Люксембургском дворце двух членов правительства, непричастных к заговору, - Луи Гойе и Жана Франсуа Мулена.
Но сделавшись первым консулом, фактическим главой государства, Наполеон предпочел отправить потенциального конкурента подальше от Парижа, поручив ему формирование новой Рейнской армии.
Моро справился с этой задачей блестяще и в начале декабря 1800 года в битве при Гогенлиндене наголову разбил австрийскую армию, что позволило Франции заключить крайне выгодный для нее Люневильский мир, положивший конец десятилетней войне в Европе.
Простить Моро эту победу Наполеон так никогда и не смог. После Гогенлиндена он видел в генерале своего главного соперника. Действительно, Моро командовал прекрасной армией, солдаты и офицеры обожали его и готовы были идти за ним в огонь и воду. Его популярность в народе была огромна, в частности и потому, что после триумфа при Гогенлиндене он повел себя в высшей степени достойно, заметим, в отличие от Наполеона, который неизменно раздувал свои победы и даже присваивал себе чужие, как, например, победу в знаменитом сражении при Маренго, за которую Франция должна благодарить павшего в этой битве генерала Дезэ. И при всем том Моро никакой опасности для Наполеона не представлял. Этот упрямый, как все бретонцы, но очень скромный человек был весьма далек от большой политики.
Однако принципам своим он следовал неукоснительно и поэтому не видел для себя возможности сотрудничать с узурпатором, который фактически уничтожил республику. Моро ушел в отставку, женился, купил замок Гробуа, расположенный неподалеку от Парижа (к тому времени он, как и другие революционные генералы, располагал немалым состоянием), и поселился там. Сейчас бы это назвали внутренней эмиграцией.
Английский след
Тем временем все нити управления государством Наполеон сосредоточил в своих руках - и с этим не хотели мириться ни республиканцы, ни монархисты, ни те влиятельные политики, которые, подобно Сийесу, поддержали переворот 18 брюмера в надежде, что молодой генерал станет их марионеткой. Полиция разоблачала один заговор за другим, что только прибавляло Наполеону популярности. Поговаривали даже, что он сам их организовывал. Известная противница Наполеона мадам де Сталь писала: «Он нуждался в предлоге для перемены формы правления; что же касается заговорщиков, то он не сомневался, что сумеет вовремя их остановить. Не существовало никакой явной причины для перемены порядка вещей и требовалось сослаться на заговор, в котором были бы замешаны англичане, а потом якобы для предотвращения возврата к старому порядку ввести во Франции порядок ультрамонархический. Именно так Бонапарт и поступил».
Мадам де Сталь права лишь отчасти - кроме мнимых были и реальные заговоры, и нити их действительно вели в Англию. Хотя с 1802 по 1804 год Франция и Британия пребывали в состоянии мира (единственный такой период за все время правления Наполеона), последняя оставалась главным убежищем непримиримых врагов «корсиканского узурпатора». Здесь жил в изгнании духовный вождь французской контрреволюции - младший брат казненного короля Людовика XVI и будущий король Карл Х, граф д’Артуа. Очередную попытку свергнуть Наполеона и восстановить во Франции власть Бурбонов он предпринял вместе с виднейшим вождем французских роялистов, сыном мельника Жоржем Кадудалем.
Кредо генерала Моро
Он (Моро. - Прим. ред.) писал российскому посланнику в Соединенных Штатах Дашкову: «Истинное несчастье для человечества, что низкий виновник бедствий армии однако же ускользнул от гибели. Он может сделать еще очень много зла, ибо ужас имени его придает ему великое влияние на слабых и злополучных французов. Я уверен, что он бежал из России, опасаясь столько же дротика казаков, сколько раздражения войск своих. Пленные французы в России должны быть в отчаянии и дышать мщением. Если значительное число сих несчастных согласится под моим предводительством выйти на берега Франции, ручаюсь, что свергну Наполеона». <...> «Я готов, - писал он за месяц до отъезда из Америки, - идти во Францию с французскими войсками, но не скрою моего отвращения вступить в мое отечество с чужестранной армией»
Роялистский мезальянс
Сам факт, что особа королевской крови заключила союз с простолюдином, достоин удивления. Но Кадудаль был человеком мужественным и преданным идее, что он не раз доказывал, поднимая на борьбу с республикой крестьян Вандеи и Бретани. На кого же д’Артуа и Кадудаль решили опереться в святом деле восстановления монархии? Выбор их явно указывает на то, что чувство реальности эти пламенные роялисты утратили полностью. Они попытались заручиться поддержкой человека, чья верность республиканским идеалам ни у кого не вызывала сомнений, - генерала Моро. Правда, другого полководца, чей авторитет в армии мог сравниться с наполеоновским, сыскать бы все равно не удалось. Заговорщики планировали, что победитель при Гогенлиндене поднимет войска, свергнет первого консула, возьмет власть в свои руки и подготовит страну к возвращению принца королевской крови и реставрации Бурбонов. В августе 1803 года Кадудаль отплыл во Францию.
Было понятно, что республиканец Моро не захочет встречаться с тайно прибывшим в Париж роялистом Кадудалем - другое дело, если бы эту встречу организовал человек, которому генерал полностью доверяет. Обратились к томившемуся без дела в Англии старому боевому товарищу Моро - Пишегрю, люто ненавидевшему Бонапарта. Тот согласился выступить в роли посредника и в январе 1804 года нелегально пересек Ла-Манш.
Встреча Моро с Пишегрю и Кадудалем состоялась, но генерал наотрез отказался участвовать в заговоре. О чем совещалась эта троица, вездесущей наполеоновской полиции узнать не удалось, но достаточно было самого факта такого разговора. Когда Наполеону о нем доложили, тот выказал крайнее удивление, что генерал Моро позволил втянуть себя в подобную аферу. Но еще больше были удивлены парижане, обнаружив в вывешенных на всех углах списках разыскиваемых изменников имя своего любимца Моро. Полиция и жандармы прочесывали город и его окрестности в поисках заговорщиков. Как во времена революционного террора, людей арестовывали по малейшему подозрению или доносу. Из трех участников нелегальной встречи Моро был схвачен первым, 15 февраля 1804 года, он и не пытался скрыться. Вслед за ним арестовали Пишегрю по доносу офицера, который некогда служил под началом у генерала. Кадудаль единственный, кто оказал сопротивление. Он убил одного полицейского, и взять его удалось после долгого преследования.
От французского ядра
Модест Богданович в своей «Истории царствования императора Александра I и России в его время» так описывает гибель Моро: «В первом часу пополудни Моро, заметив, что неприятель обратил огонь батареи, стоявшей у Мощинского сада, против многочисленной свиты союзных монархов, предложил государю переехать на другую высоту. Как для этого надлежало двигаться поодиночке через низину, по узкой тропинке, то государь, обратясь к Моро, сказал: «Поезжайте впереди, а мы за вами». В тот самый миг, когда он, опередив государя на два шага, продолжал рассказ о своей рекогносцировке и произнес слова «поверьте моей опытности», он был поражен ядром, которое оторвало у него ногу и, пролетев сквозь лошадь, раздробило другое колено. <…> Перенесенный на носилках из казачьих пик, покрытых шинелями, в Нетниц, Моро выдержал там операцию - отнятие обеих ног выше колена, - сделанную лейб-медиком Вилие. Затем <…> его перенесли <…> в Лаун, где он скончался, 21 августа (2 сентября)».
Свободу генералу Моро!
Моро из тюрьмы написал Наполеону письмо, объяснив, что согласился встретиться со своим старым боевым товарищем Пишегрю, а не с Кадудалем. О заговоре он отозвался пренебрежительно: «Я даже не понимаю, как горстка людей может надеяться сменить правительство и восстановить на троне семейство, которое не смогли вернуть усилия всей Европы и многолетняя гражданская война. Уверяю вас, генерал, что все предложения, которые мне были сделаны, я отклонил как совершенно безумные».
Пишегрю, несмотря на пытки, хранил на допросах молчание. Как напишет потом Стендаль, «расчет посредством пытки добиться важных признаний не оправдывается, когда дело идет о людях такого закала, как Пишегрю». Утром 6 апреля 1804 года генерал был найден в камере висящим на собственном галстуке. Официальной версии - самоубийство - мало кто поверил. Наполеона явно не устраивала перспектива публичного процесса, на котором заслуженный генерал получил бы трибуну. Талейран прямо признавал в своих «Мемуарах», что «Насильственная, необъяснимая смерть Пишегрю, средства, примененные для того, чтобы добиться осуждения Моро, могли быть оправданы политической необходимостью».
Процесс над заговорщиками начался 28 мая 1804 года, спустя 10 дней после провозглашения Наполеона императором французов. Вели дело 12 судей, из которых наибольшую активность проявлял бывший якобинец Жак Алексис Тюрьо, голосовавший за смерть короля Людовика XVI. Протоколы суда опубликованы, и из них мы узнаем, что доказывать виновность Кадудаля судьям даже не пришлось, тот сразу признал все, в чем его обвиняли, но отказался кого-либо выдать. Тюрьо он выказывал всяческое презрение, обращаясь к нему не иначе как «убийца короля». Смертный приговор Кадудаль выслушал с полным спокойствием и, вопреки ожиданиям Наполеона, с просьбой о помиловании к новоиспеченному императору не обратился.
А вот уличить Моро в измене оказалось практически невозможно. Всякий выпад обвинения генерал легко парировал. Когда его попросили рассказать о контактах с «изменником Пишегрю», Моро ответил:
Призываю вас быть осторожным со словом «изменник». Революция уже наплодила столько «изменников», что не успевала работать гильотина, а ее нож, не успев обсохнуть от вчерашней крови, сегодня обрушивался уже на тех, кто вчера сам выносил приговоры за так называемую измену.
Судья попытался перехватить инициативу:
Ваша измена Франции доказывается характером ваших речей, в которых вы с завидным постоянством осуждали действия правительства, оскорбляя священную особу императора.
Свобода выражения своих мыслей! Мог ли я предполагать, что это будет считаться преступлением у народа, который узаконил свободу мысли, слова и печати, который пользовался этими свободами даже при королях! Признаюсь, я рожден с откровенным характером и как француз не утратил этого свойства, почитая его первым долгом любого нормального гражданина.
Поведение Моро на процессе только укрепило веру парижан, и так с самого начала сочувствовавших генералу, что он ни в чем не виноват. 6 июня 1804 года на очередном заседании Моро попросил слова. Подробно рассказав о своей карьере и напомнив, что он был одним из тех, кто помог Бонапарту свергнуть Директорию, обвиняемый заговорил о своей мнимой измене:
После Гогенлиндена какой был удачный момент для заговора! Разве стремящийся к власти человек упустил бы такую возможность, находясь во главе победоносной и верной ему стотысячной армии? Я же тогда отошел к простой гражданской жизни. Теперь меня пытаются обвинить в том, что я заговорщик. Но эти обвинения ни на чем не основаны! Вы, господа судьи, знаете свои права и свои обязанности, вся Франция будет вас слушать, вся Европа будет на вас смотреть, не забывайте об этом! Вся моя жизнь была посвящена только Франции, только революции! Сейчас же она стоит лишь капли чернил, необходимой для подписания смертного приговора. Но никто в этом мире не заставит меня раскаиваться в чем-либо. Я жил и умру гражданином Франции!
Присутствующие встретили эти слова овацией. Женщины бросали к ногам Моро цветы, с площади доносились выкрики:
Моро невиновен! Свободу генералу Моро!
Мадам де Сталь вспоминала: «Генерал Моро произнес в суде одну из прекраснейших речей, какие знает история человечества. Сохраняя необходимую скромность, он напомнил о сражениях, которые выиграл с тех пор, как Францией правит Бонапарт; он попросил прощения за то, что порой высказывал свои мысли с чрезмерной откровенностью. Наконец, в эту опаснейшую минуту он обнаружил разом и незаурядный ум, и беспримерное присутствие духа».
Судьи совещались долго, и семью голосами против пяти Моро был оправдан. После этого всем обязанные Наполеону Тюрьо, Эмар и Гранже собрались на закрытое совещание. На нем было решено, что вердикт суда должен быть обязательно изменен. Иначе Францию - рисовал апокалиптическую картину председатель суда Эмар - ждет новая гражданская война. Тюрьо также напирал на огромное политическое значение процесса - ar Моро необходимо приговорить к смерти и дать Наполеону возможность его помиловать. Гранже и вовсе объявил, что степень виновности Моро не имеет никакого значения. Надо преподать урок страха французам, ибо, как говорил Робеспьер, у всякого благоразумного человека страх - это единственное основание его поведения.
Закончив совещаться, вся троица присоединилась к другим судьям, и Эмар произнес длинную речь, в которой призвал коллег ради безопасности государства изменить свое решение. Когда же ему возразили, что приговор уже вынесен, тот ответил, что вынесен, но не оглашен, а посему ничто не мешает его изменить. Обсуждение затянулось еще на сутки, и Эмару с Тюрьо удалось добиться повторного голосования, в результате которого Моро был осужден на два года тюрьмы. Этот приговор возмутил императора: «Они его решили наказать так, как будто он носовые платки ворует!» Оставлять столь популярную и теперь уже явно оппозиционную фигуру в стране Наполеон не хотел. Тюремное заключение было заменено на бессрочную ссылку за океан - в США, которые находились в дружественных с Францией отношениях. Отъезд генерала в Америку прошел почти незаметно. Наполеоновская газета «Монитор» дала лишь краткое сообщение мелким шрифтом: «Генерал Моро сегодня утром отбыл в Соединенные Штаты».
«За пределы гроба»
Узнав о кончине Моро, Александр I отправил его вдове следующее письмо: «Когда ужасное несчастье, поразившее возле меня генерала Моро, лишило меня опытности и познаний сего великого человека, я все еще питал надежду с помощью стараний сохранить его для его семейства и моей дружбы. Провидение определило иначе. Он умер, как жил, силою души твердой и непоколебимой. Непритворно принимаемое участие составляет единственное утешение в злополучии. Везде в России найдете вы к себе сочувствие, и если вам угодно у нас поселиться, я употреблю все способы украсить жизнь вашу, поставляя себе священным долгом быть вашим утешителем и подпорою. <…> Дружба моя к вашему супругу распространяется за пределы гроба, и я не имею другого способа, хотя отчасти изъявить ее, как сделав что-либо для благоденствия его семейства».
В стане наполеоновских врагов
В декабре 1804 года Моро прибыл в Нью-Йорк, где ему устроили восторженную встречу. Он поселился в Филадельфии, а позже приобрел усадьбу Моррисвиль на красивом берегу реки Делавэр и жил там как частное лицо, занимаясь в основном охотой и рыбной ловлей. К нему приезжали французские политэмигранты и агенты враждебных Наполеону держав, но прославленный генерал все предложения о сотрудничестве отклонял. Когда в 1812 году началась англо-американская война, президент США Джеймс Мэдисон предложил Моро возглавить американскую армию. Но тут пришло известие о поражении наполеоновских войск в России, и генерал счел, что европейские дела его интересуют больше американских.
Надо отдать должное прозорливости Наполеона: как-то уже после русской кампании он, справившись о судьбе Моро, заметил, что рано или поздно генерал окажется в стане его врагов. Так и случилось. В 1813 году Александр I по рекомендации другого бывшего французского генерала, Жана Батиста Бернадотта, ставшего кронпринцем Швеции и присоединившегося к антинаполеоновской коалиции, предложил Моро должность военного советника в штабе союзных армий. Моро согласился, поскольку окончательно уверился в том, что Наполеон ведет Францию к гибели.
В войне генералу долго участвовать не пришлось - 27 августа 1813 года в битве при Дрездене он был смертельно ранен шальным французским ядром. Существует красивая легенда, что Наполеон, вспомнив свое артиллеристское прошлое, сам навел орудие для рокового выстрела «по группе разодетых господ». Предсмертная записка Моро, адресованная жене, заканчивалась словами: «Этой шельме Бонапарту опять повезло. Он и здесь оказался счастливее меня».
Генерала Жана Виктора Мари Моро похоронили в католическом храме Святой Екатерины. Все заботы о погребении взяло на себя русское военное ведомство. Там он и лежит, на одном проспекте со своим славным противником, Суворовым. Посмертно, уже после изгнания Наполеона, Людовик XVIII произвел Моро в маршалы Франции (как, кстати говоря, и Жоржа Кадудаля).
Однако «эта шельма Бонапарт» и после смерти оказался счастливее опального генерала. Слава императора совершенно затмила славу Моро. А ведь когда-то Наполеон ей завидовал: «Меня огорчает слава Моро. Мне ставили в вину его изгнание; так или иначе - ведь нас же было двое, тогда как нужен был только один».
В конце XVIII века вследствие Великой французской революции наметился прилив в Россию представителей Франции. Большинство из этих вынужденных эмигрантов оставались на русской службе и при императоре Александре I. Естественно, что им пришлось сражаться со своими соотечественниками во время войн России с Наполеоном. Подобная судьба выпала на долю видного французского полководца генерала Моро, имя которого в России ныне, увы, забыто...
Битва титанов
Жан-Виктор Моро впервые проявил себя как талантливый военачальник в 1793 году: во главе республиканской французской армии молодой генерал взял штурмом несколько голландских крепостей. Но широкую известность он приобрел только через пять лет, когда при Нови столкнулся с русско-австрийской армией, бывшей тогда под началом знаменитого Суворова. В первые минуты битвы французы потеряли главнокомандующего генерала Жубера, и Моро занял его место. В этом ожесточенном сражении он едва не погиб: под ним были убиты три лошади, а его самого ранили в плечо.
Сражение при Нови было одним из самых продолжительных и наиболее кровопролитным из полевых сражений Суворова; по количеству убитых оно уступало только штурму Измаила. Неудивительно, что Моро не смог выдержать победоносного суворовского натиска: он отступил, уводя остатки своей разгромленной армии к Генуе.
Для самого Моро битва при Нови стала единственным сражением, в котором он противостоял русским. Впоследствии генерал часто вспоминал об этом бое и вообще любил говорить о Суворове, хотя относился к его военной тактике весьма критично. Со своей стороны, Суворов, уважая Моро, называл его «генералом славных ретирад (отступлений. - А. Е.)». «Он меня, седого старика, понимает, - говорил Суворов о своем противнике, - но я понимаю его еще больше. Горжусь, впрочем, что имел дело со славным человеком».
Когда Моро вернулся в Париж из Италии, Францию трясло: Наполеон только что произвел переворот и стал первым консулом республики. Сначала Моро верно служил Бонапарту, возглавив его Рейнскую армию и разбив австрийцев при Гогенлиндене. Это был настоящий триумф полководца: по возвращении в Париж Наполеон вручил победителю пару пистолетов, украшенных драгоценными камнями. Однако вскоре отношения Моро и Бонапарта разладились; в итоге Моро оказался замешан в заговоре против Наполеона, попал в тюрьму и после суда был с позором выслан за пределы родины.
В Соединенных Штатах Моро встретил горячее сочувствие тех, кто не любил Наполеона. Сам же опальный полководец поселился в 30 милях от Филадельфии в местечке Морисвиль. Здесь он стал обычным гражданином, любимыми занятиями которого были охота, чтение и прием гостей.
В то время когда Моро, забытый не только в Европе, но и во Франции, мирно жил в Новом Свете, его давний обидчик - Наполеон - шел от победы к победе. Успех и слава Бонапарта раздражали Моро. И, наконец, потеряв всякую надежду на то, что Франция сама сумеет спасти себя от Бонапарта, генерал принял предложение Александра I поступить на русскую службу. Дело в том, что русское правительство после смерти Кутузова находилось в поисках достойной кандидатуры, которая смогла бы встать во главе союзных армий в заграничном походе против Бонапарта. И кандидатура генерала Моро подходила на это место как нельзя лучше.
Перед самым отъездом из Америки Моро узнал, что в России остается большое количество пленных французов. Генерал незамедлительно написал русскому посланнику в США Дашкову, что готов возглавить бывших солдат Наполеона и повести их на Париж (!). Моро ручался, что в этом случае Бонапарту «придется плохо»...
Ядро Наполеона
В июле 1813 года североамериканский парусник «Ганнибал» доставил Моро к берегам Европы. Это было довольно рискованное предприятие, если учесть, что агенты Бонапарта зорко следили за генералом в Америке и имели секретный приказ в случае попытки Моро вернуться в Европу «задержать его силою на пути в открытом море».
Встреча русского императора и бывшего наполеоновского генерала состоялась в Праге - главной квартире союзных войск. Она продолжалась около двух часов, и Моро был очень тронут вниманием, оказанным ему могущественным монархом.
На следующий день Александр I отправился к месту военных действий: с ним был и Моро, который с этого времени оставался при русском императоре безотлучно. Через десять дней после отъезда из Праги Моро уже участвовал в битве под Дрезденом.
Проливной дождь застилал поле боя, а ветер хлестал в лицо русским солдатам. Моро находился в свите Александра близ батареи, устроившей дуэль с французскими орудиями напротив. Завязалась нешуточная перестрелка... Видя, что несколько ядер упали вблизи русского императора, Моро попросил его отъехать в более безопасное место... В этот момент одно из выпущенных с французской стороны ядер ударило в Моро. Оно оторвало ему правую ногу и, пробив насквозь лошадь, раздробило левую... Позднее говорили, что ядро было выпущено из орудия, наведенного самим Наполеоном. При этом сведущие люди добавляли некоторые подробности: Бонапарт следил за передвижением императорского кортежа и, различив в нем своего заклятого врага - Моро, отошедшего от монаршей свиты, воспользовался этим моментом и, как отличный артиллерист, сделал роковой выстрел.
30 августа Моро в безнадежном состоянии был доставлен в город Лаун. За несколько минут до кончины он продиктовал свое последнее в жизни письмо. Оно было адресовано русскому монарху, под флагом которого Моро успел прослужить всего месяц: «Государь, - обращался Моро к Александру I. - Я схожу в могилу с теми же чувствами почтения, удивления и преданности, какие почувствовал к вашему величеству в первую минуту нашего свидания». После того как письмо было продиктовано, силы оставили Моро; он скончался.
Получив предсмертное послание генерала, Александр написал собственноручное письмо жене героя, где отметил, что потерял соратника и друга. Император заверил мадам Моро, что, если она захочет навсегда остаться в России, то он употребит все силы, чтобы она ни в чем не нуждалась. «Дружба, которую я питал к вашему супругу, продолжается за пределами земной его жизни, - писал Александр, - и я не имею другого способа заявить ее, как только сделав что-нибудь для благоденствия вашего семейства».
Вместе с письмом император послал вдове полмиллиона рублей и, кроме того, назначил ей пожизненную пенсию - 30 тысяч рублей ежегодно. Чтобы в памяти потомков осталось место гибели генерала Моро, Александр I приказал установить под Дрезденом памятник в виде гранитного обелиска с античным шлемом и лавровым венком и мечом наверху. На памятнике была выбита надпись, сообщающая, что Моро геройски пал на этом месте вблизи русского императора...
Письмо в министерство
Тело героя доставили в Петербург и с воинским почестями захоронили в католической церкви Св. Екатерины на Невском проспекте. В этот день публика заполонила центр Петербурга; все прилегающие к собору улицы были забиты каретами и колясками - так много людей пришли проститься со знаменитым генералом. На похоронах присутствовал и консул США в Петербурге Дж. Адамс.
Отчего же Моро был так в свое время популярен в России? Этим вопросом задавался более ста лет назад писатель Е. Карнович, справедливо полагавший, что хотя генерал так и не стал великим полководцем, но его многолетнее противостояние Наполеону, жизнь в изгнании и смерть вблизи русского императора окружили его героическим ореолом. Правда, к концу XIX века многое изменилось...
«Прах Наполеона, чтимый французами всех политических партий, - отмечал Карнович, - лежит в Париже в великолепной усыпальнице. Память же о Моро совершенно исчезла, да и едва ли кто и знает теперь его полузабытую могилу». Писатель упоминал, что Моро был похоронен с правой стороны от главного входа недалеко от «большого алтаря». В 1870-е годы на могильной плите генерала уже с трудом читалось имя Моро...
О великом соотечественнике французы вспомнили не скоро и не в самое подходящее время - в эпоху Никиты Хрущева... В 1954 году в Министерство иностранных дел СССР пришел запрос от французского историка Жозефа Ванизеля: «Действительно ли Моро покоится в Ленинграде?». Ванизель привел версию, бытовавшую во Франции, что якобы вдова генерала со временем перевезла прах Моро на его родину. Удивительно, но советские чиновники не только ответили на письмо западного историка, но даже предложили иностранному отделу Академии наук СССР «установить современное состояние гробницы, приписываемой захоронению Моро».
В 1954 году в связи с запросом французской стороны была создана специальная комиссия, которая вскрыла склеп и обнаружила остатки деревянного гроба с бронзовыми украшениями на крышке и следами бархатной обивки. Рядом на земле лежали две овальные латунные таблички, со временем отвалившиеся от гроба. На одной из них был выгравирован медальон с изображением рыцарского шлема и монограммой «М». Французская надпись на табличке гласила: «Генерал Моро родился 30 июля 1763 г., умер 22 августа 1813 г. в возрасте 50 лет и 23 дней».
Таким образом, была опровергнута версия, что прах Моро покинул пределы России. К сожалению, костел Святой Екатерины, использовавшийся десятилетиями как склад, в 1984 году был опустошен страшным пожаром: в огне сгорели остатки интерьеров, статуй, резные алтари превратились в горку щебня, а мраморная облицовка храма осыпалась до кирпича... Это пепелище отчасти напоминало московский пожар 1812 года или, скорее, следы артиллерийской дуэли под Дрезденом - той самой, во время которой пал генерал Моро.
Увы, костел и сейчас не в полной мере оправился от того бедствия, хотя службы здесь уже ведутся. Восстановление могильной плиты Моро пока не планируется - нет средств. Однако при входе в костел установлена мраморная доска, на которой упоминается имя легендарного генерала и даты его жизни и смерти.
В начале января 2009 года вышла в свет ограниченным тиражом новая книга Алексея Зотова «Забытый Моро», посвященная трудной судьбе французского генерала, друга царя Александра I - Жана-Виктора Моро (1763-1813) и главного соперника Наполеона. Книга с трудом уместилась на 1 000 стр. текста, сопровождаемого 700 иллюстрациями, картами, схемами и факсимиле ранее никогда не публиковавшихся документов, 7 письмами Моро и 1 запиской Наполеона. В этом фундаментальном биографическом исследовании,есть главы, посвященные знаменитому русскому полководцу А.В. Суворову, Павлу I и Гатчине, а также дипломатическим маневрам Александра I и его кабинета с целью заполучить Моро в качестве главнокомандующего коалиционными силами в борьбе против Наполеона. Публикуем выдержки из главы "Моро и Суворов".
В марте 1799 года Вторая коалиция выставила против Франции 320 000 человек, 80 000 из которых, составляли войска Суворова и Римского-Корсакова. Директория могла противопоставить этим силам примерно половину, а именно 170 000 солдат, плотность фронта существенно уменьшилась, и французы постепенно начали сдавать свои позиции.
Англо-русский экспедиционный корпус высадился в Голландии и Брюн был не в состоянии сдерживать численно превосходящего противника. Кампания, которую вел Журдан, была еще более катастрофической, чем в 1796 году. Вновь потерпев поражение от эрцгерцога Карла при Штокахе 24 марта 1799 года, он был вынужден отступить, сократив линию фронта до 100 км - от Остраха до Рейна, который только что был форсирован австрийцами, угрожавшими вторжением в Эльзас.
Под давлением австро-русских войск Готца и Римского-Корсакова Массена отступал от Фельдкирха на рубеж р. Лиммат и достиг Цюриха, который решил оборонять при поддержке генерала Лекурба, который к этому времени уже славился как крупный военный специалист по ведению боевых действий в горной местности. По мнению французских историков именно ему в итоге, будет принадлежать честь разбить армию “старого скифа” - Суворова, как в шутку называл его Лекурб.
Генерала Шерера в Италии также ожидала череда поражений. Казалось, что Баррас, зная о неспособности Шерера, как полководца, согласился на его назначение в угоду Бонапарту, однако, на всякий случай, приставил к нему Моро в качестве генерал-инспектора пехоты. Это позволяло Баррасу в случае необходимости иметь возможность оперативно передать командование в руки Моро, и, тем самым, минимизировать негативные последствия, связанные с возможным поражением Шерера. Такой момент не заставил себя долго ждать. Как только началось отступление, Шерер, трясясь от страха ответственности за неминуемое поражение, попросил Моро принять на себя командование корпусом, состоявшего из двух дивизий (что могло быть сделано только с молчаливого согласия всех директоров). Тем не менее, Шерер продолжал оставаться главнокомандующим и, несмотря на мнение Моро, решил принять сражение на реке Адидже против войск Края. Этот опытный австрийский генерал нанес свой удар под Маньяно, неподалеку от Вероны, 6 апреля 1799 года. Правое крыло армии Шерера было разбито, но левое во главе с Моро продолжало держаться. Вот как вспоминал об этом сам Моро: “Я был на марше с отрядом, которым мне поручили командовать. Вдруг я услышал канонаду. Я мог продолжать движение в соответствии с приказом командующего, с которым у меня прервалась связь из-за этой внезапной атаки противника. Однако опыт подсказывал мне, что армия находится в опасности”. Тогда Моро принял решение развернуть свой корпус на 90 градусов и идти на “гром пушек”. “Я с успехом сражался до самого вечера. Мною были взяты несколько тысяч пленных и много орудий. К ночи враг был разбит и отступил в полном расстройстве”. Как всегда, следуя своей врожденной скромности, свойственной многим Водолеям, Моро ничего не говорит о том, что он спас армию Шерера от полного разгрома и позволил ему отступить в порядке к крепости Мантуя и перегруппироваться. Только восемь дней спустя австрийцы вновь смогли выйти на рубеж реки Минчо. Однако этот рубеж, равно, как и фронт по реке Ольо французы были не в состоянии удерживать более в связи с подходом русских во главе с Суворовым, что удвоило силы австрийцев.
 |
 Франсуа Бушо Жан-Виктор Моро (1763-1813) |
Но Моро не колебался. В сражении при Кассано (28 апреля 1799 года), в котором даже он не смог противостоять 70 000 австро-русским войскам под командованием Суворова, Моро, прежде всего, начал с перегруппировки отдельных частей армии, представлявшей собой четыре разрозненных отряда, которые Директория через Шерера “подарила” ему в последний момент перед битвой, оказав тем самым Моро медвежью услугу. Генерал направил срочный приказ Макдональду в Неаполитанскую армию, поставив ему задачу прибыть к нему в Тортону, а сам с имевшимися под рукой силами и средствами двинулся навстречу врагу. С этой испытанной в боях армией он путем неимоверных усилий проложил себе дорогу сквозь Апеннины, собрав по пути корпус из 18 000 человек, и в целости и сохранности привел его в Геную. Итак, одна армия была спасена, но Моро предстояло спасти еще и другую.
Из Генуи генерал двинулся на Тортону, где не оказалось Неаполитанской армии. Она была всего в 80 км от города, когда путь ей перерезал все тот же “старый скиф” Суворов. В кровавом сражении на реке Требии, которое продолжалось три дня, русский генералиссимус на голову разбил армию Макдональда. Это произошло 17 - 19 июня 1799 года.
Макдональд начал движение на соединение с Моро 8 мая 1799 года. Весь путь от Неаполя до Тортоны занимал 40 дней, что в среднем составляло по 15 км в день, причем ему предписывалось двигаться форсированным маршем! Однако путь Макдональда пролегал через местность, охваченную народным восстанием против французских завоевателей. Эта партизанская война была прообразом народной войны в Испании в 1808 году.
Шампьоне, генерал кристальной честности, редко встречавшейся среди генералитета того времени, и завоевавший эту часть Италии в январе 1799 года, был вдруг отозван Директорией за то, что выдал ее гражданских комиссаров, среди которых был небезызвестный Фаипуль, занимавшийся мародерством, как сейчас бы сказали, в особо крупных размерах. Шампьоне заменили Макдональдом, человеком более сдержанным в подобных вопросах, услужливость которого по отношению к гражданским комиссарам была хорошо известна в Риме. Однако, никакого форсированного марша не получилось, так как вместе с армией Макдональда шел обоз, нагруженный золотом, “экспроприированным” у местного населения и которое сопровождал Фаипуль. Одновременно с предметами искусства, оцениваемыми в 800 000 франков, господин Фаипуль имел собственный фургон, нагруженный коваными сундуками, в которых находились 75 000 луидоров (так, по крайней мере, свидетельствует Тьебо, в то время полковник Неаполитанской армии). Эта добыча, следовавшая под охраной армии, делала ее уязвимой для нападения разъяренных банд крестьян и ремесленников, фанатично настроенных местными священниками. Отдельные солдаты, стоило им чуть удалиться в сторону от основной колонны, тут же становились жертвами герильясов. В лучшем случае им заживо перерезали глотки. Были случаи, когда армия входила в деревню, где воздух был наполнен запахом настоящего крематория: это партизаны жгли солдат из французского авангарда. С армией воинов, а не конвоиров награбленного, Макдональд мог бы быть в Тортоне уже к концу мая 1799 года. Это дало бы возможность Моро немедленно перейти в контрнаступление. Однако Макдональд прибыл лишь к концу июня, когда Моро разбил австрийцев в районе Генуэзской Ривьеры, попытавшихся преградить ему путь на соединение с Макдональдом. Встреча двух армий, разбитых каждая по-отдельности, не вызвала особого энтузиазма у Моро, ибо вся тяжесть ответственности за опоздание лежала на двух мародерах - Фаипуле и Макдональде. Тем не менее, это двойное поражение только увеличило славу Моро. В глазах военных специалистов отступление, которое Моро проводил вместо Шерера, было эффектнее, чем аналогичное - в 1796 году в Баварии. Тогда Моро стоял во главе непобедимой армии - лучшей армии республики, численностью 70 000 человек. Здесь же ему досталась разбитая армия и от неспособного командира. Но эта маленькая армия, ослабленная поражением и численно уступающая противнику, превосходила его самоотверженностью, силой духа и патриотизмом, примеров которого мало найдется в десятилетней истории войн Великой французской революции. Моро сделал все, на что были способны его гений, талант, опыт и любовь к простым солдатам, чтобы спасти от неминуемого разгрома и бегства французскую армию; и в полном порядке вывести ее из-под удара.
Позднее глупцы и завистники назовут Моро “отступающим генералом”. Это будут мадам Жюно, супруг которой герцог д’Абрантес, герой поражений при Вимейро и Синтре, и Бонапарт, в своих высказываниях на о. Святой Елены, который и сам часто дезертировал из собственной армии, как в Египте, так и в России и, по выражению А.Сореля, “оставляя ее гибель на совести других”.
Но для Моро было важно то, что он сохранил для Франции жизни 18 000 молодых людей, сынов республики, которую, увы, в тот период недостойно представлял Баррас, презиравший ее, и, который лишил Моро поста главнокомандующего после событий фрюктидора. Предназначение нашего героя состояло в том, чтобы служить идеальной республике и солдатам, которые умирали за нее, а не ее руководителям, которые в ней жили!
“Правительство направило мне на замену генерала Жубера, - вспоминал Моро, - и я должен был отправиться на Дунай. Однако события, связанные с битвой при Нови, заставили меня задержаться в Италии вплоть до вандемьера”. На самом деле Моро предстояло еще раз спасти Итальянскую армию, которую Баррас счел за благо у него отобрать, хотя она продолжала существовать только благодаря Моро. Позднее, на процессе Кадудаля, адвокат Моро, мэтр Бонне, подчеркнет этот акт республиканского самопожертвования, который недооценит природная скромность генерала: “Сейчас этого человека обвиняют в честолюбии (Бонне напишет эти строки в 1804 году в ходе процесса Моро - А.З.), а тогда, в термидоре VII года, он безропотно передал командование спасенной им армии генералу Жуберу, который был до слез тронут не только наведенном в ней идеальным порядком и дисциплиной, но и той благородной простотой, с которой этот скромный генерал передавал свой пост главнокомандующего, за что Жубер публично выказал искренние знаки уважения и признательности. Генерал Моро принял предложение своего преемника участвовать в предстоящем сражении, не имея при этом ни назначения, ни должности, а просто в качестве наблюдателя… Сражаясь в знаменитой и несчастной баталии при Нови, когда храбрый Жубер пал при первой же атаке, Моро бился как настоящий воин; под ним было убито три лошади, но он творил чудеса, чтобы отсрочить поражение, которое предвидел, и принял на себя по общей просьбе всех офицеров и солдат опасную честь возглавить разбитую армию, ощетинить ее штыками, вернуть ей уважение врагов, да так, чтобы они не смели преследовать ее более; вернуть ее под защиту укреплений Генуи и продолжать удерживать ключевые пункты Италии, а также подготовить успешную почву для генерала, который придет ему на смену. Наконец, передать армию по приказу Директории генералу Шампьоне, покинуть ее, вновь вернуться, передать командование с послушанием ребенка на прихоть тех, кто был его судьями, когда он был во главе преданной армии и, несмотря на все это, суметь противостоять вдвое превосходящему врагу, благодаря
своим талантам и сыновней любви солдат, которые уважают его как своего спасителя и отца”.
Лучше и не скажешь.
Незадолго до описываемых событий Жубер женился на падчерице Семонвиля - того самого, который, по выражению Таллейрана, был хитрым “старым котом”, голосовавшим после первого отречения Наполеона, против предложения Александра I о реабилитации генерала Моро и предусмотрительно отправившего одного из своих зятьев, генерала де Монтолона (по утверждению Бена Вейдера - отравителя Наполеона на о. Св. Елены), в ссылку за Бонапартом, а другого - в ссылку за королем Людовиком XVIII в Гент.
Но медовый месяц Жубера был коротким. Через десять дней после свадьбы он отправляется на театр военных действий для того, чтобы принять командование Итальянской армией. Почти все историки, и мы вскоре в этом убедимся, сходятся во мнении, что Жубера на пост главнокомандующего выдвинул Сийес. На самом деле это утверждение спорно. Хид де Невиль в своих мемуарах пишет, что этим человеком был маркиз Шарль-Луи Уге де Семонвиль, а не Сийес. Жубер долго колебался, стоит ли ему брать на себя командование, чтобы противостоять грозному Суворову. Французскому генералу надлежало принять армию у Моро, которая находилась в процессе переформирования после поражений и численно все еще оставалась меньше, чем армия Суворова. В конце концов, Жубер согласился, но попросил Моро повременить с отъездом в Рейнскую армию (приказ о назначении Моро был подписан Директорией 17 мессидора VII года, т.е. 5 июля 1799 года). Жубер нуждался в советах Моро, он знал характер, честность и прямоту этого до мозга костей республиканского генерала, он также знал, что Моро хорошо зарекомендовал себя в ходе последней кампании в Италии и, как писал Пьер Лафрей, “отступление армии было проведено бесподобно с использованием всех имеющихся ресурсов, их комбинации, правильных диспозиций, верных решений, при хладнокровии и стойкости, достойных истинного гения”.
Жубер осознавал насущную необходимость иметь при себе гениального Моро, по крайней мере, при проведении первых боевых операций, которые позволили бы ему начать отвоевывать Италию, опираясь на Александрию. Однако, как расскажет Моро Бонапарту в ходе их первой встречи в ноябре 1799 года, Жубер потратил месяц на подготовку, тем самым, предоставив австрийцам и русским возможность существенно увеличить свои контингенты. Так, в своем рапорте Директории, опубликованном в Монитёре № 7, 1799, Моро пишет: “Много причин привели к потере сражения (речь идет о Нови - А.З.): прежде всего это численное превосходство сил противника - по пехоте на одну треть, - по кавалерии на три четверти”.
 |
Сийес тревожно следил за первыми шагами генерала Жубера по ту сторону Альп. “Он не сводил глаз с этого сверкавшего на горизонте клинка, от которого могло придти спасение”, - писал Альберт Вандаль.
Как мы уже упоминали, назначенный в июле 1799 г. командующим вновь формируемой Рейнской армии, Моро был заменен Жубером в Италии, но последний, желая иметь при себе столь опытного советника, попросил Моро задержаться. Движимый патриотическими чувствами, Моро согласился. Этот патриотизм, как мы увидим ниже, сослужит ему плохую службу.
Жубер прибыл в Итальянскую армию 17-го термидора (4 августа 1799 г.). Он тотчас же двинул ее вперед, и в силу врожденной своей решительности и, сообразуясь с установленным планом. К тому же французские солдаты, изголодавшиеся в суровых апеннинских ущельях, надеялись вновь найти изобилие во всем на равнинах Ломбардии. Жубер знал, что Суворов близко, но надеялся, что осада Мантуи удержит вдали от него часть австрийских войск, действовавших совместно с русскими. Но Мантуя, как оказалось, сдалась уже пять дней тому назад, и австрийцы форсированным маршем спешили на помощь Суворову.
Первое столкновение произошло 26 термидора (13 августа); а на рассвете 28 термидора т.е. 15 августа, в день рождения Наполеона, перед французами открылась вся русская армия, развернувшаяся перед Нови. Жубер немедленно устремился в атаку на линию аванпостов. С обеих сторон уже началась перестрелка. С виноградников и из предместий, которыми была изрезана местность, раздавалась ружейная стрельба, еще слабая и редкая, Жубер несся вперед, увлекая за собой слабеющую колонну; вдруг он упал с лошади, истекая кровью, раненый пулей в грудь навылет. Его отнесли в тыл на носилках, прикрытых холстом, чтобы вид умирающего вождя не деморализировал солдат, и еще до полудня он скончался. Делать было нечего и Моро пришлось взять на себя командование плохо подготовленным и плохо организованным сражением против грозного и непобедимого Суворова. Пальба разгоралась; битва завязывалась серьезная и жаркая. В течение 12 часов республиканские войска стойко держались под артиллерийским и ружейным огнем, защищая свои позиции, отбивая постоянно повторявшиеся атаки русских; Под Моро было убито две лошади (по другим оценкам три). Но, в конце концов, когда подоспевшие в полдень австрийцы обошли французов с левого фланга, их шеренги расстроились, и армия отступила, хотя в порядке, но потеряв свою артиллерию, несколько генералов и много пленных. Моро снова увел ее за Апеннины и мог прикрыть только Геную, оставив во власти неприятеля весь полуостров, кроме узкой кромки Лигурийского побережья.
Первая весть об этой катастрофе была получена 9-го фрюктидора. Парижу сообщили, что в Италии произошло кровопролитное сражение, что потери неприятеля огромны, значительно больше, чем у французов, но что Жубер погиб. “Как ни равнодушно стало большинство французов к славе родины, - писал Альберт Вандаль,- предчувствие несчастья и смерть Жубера повергли в уныние общество”.
Впечатление катастрофы еще усиливалось тем, что полученные сведения были облечены какой-то таинственностью; так называемые “осведомленные” люди отвечали на вопросы сдержанно, с недомолвками, иные как будто не смели сказать всего, что знали. “Глухо циркулировал слух, - продолжает Вандаль, - будто Жубер, сраженный в самом начале боя, был ранен вовсе не вражеской пулей, но кем-то из предателей якобинцев, прокравшихся в ряды армии или в обоз; что это гнусная факция, искавшая в каждом народном бедствии удовлетворения своим зверским аппетитам и мести за свои обиды, недавно только пытавшаяся среди Марсова Поля умертвить двух членов Директории, подло преследовала по пятам молодого генерала с целью убить в лице его надежду всех честных людей во Франции”. Можно ли было этому верить? Многие думали, что это было убийство. Перед отъездом в армию Жубер получил довольно безграмотное письмо, в котором его земляк настоятельно просил у него свидания. Жубер, по-видимому, не соглашался. Возможно, его хотели предупредить об опасности и посоветовать быть настороже. Как бы то ни было, правительство, объявив в стране траур, оказало памяти Жубера необычайные почести.
При Нови Моро снова пришлось пожертвовать своей репутацией. “Наши несчастья вновь назначили меня главнокомандующим”, - так говорил он о себе сам, и так говорили о нем его солдаты. Он сдерживал Суворова столько, сколько мог. Выведя из строя 8 000 солдат “старого скифа”, Моро отвел армию в полном порядке на безопасный рубеж Генуи. В отчете Директории, опубликованном в Монитёре № 6 от 6 вандемьера VIII года (28 сентября 1799 года) Моро пишет: “Мне представляется важным, чтобы республика знала правду об этом несчастном событии, но которое делает честь мужеству и храбрости Итальянской армии… …В тот момент я узнал о гибели бесстрашного генерала Жубера и, хотя я не имел никакой должности в этой армии, все стали обращаться ко мне за приказаниями. Я полагал, что судьба армии требует, чтобы я взял на себя командование”. Потери австрийцев убитыми, ранеными, пленными были значительны и составили 205 офицеров и 5 845 солдат. “Потери русских еще не были опубликованы в Вене, - писал Шатонеф, - но, имея в виду, что они трижды атаковали центр французской боевой линии и трижды их атаки были отбиты, то не будет преувеличением сказать, что их потери вдвое превышают австрийские. После этой кампании вся Франция и, что особенно славно, зарубежные нации стали называть Моро французским Фабием”.
Шла осень 1799 года. Швейцарский поход Суворова близился к своему логическому завершению. Но, как это часто бывает на войне фортуна в последний момент отвернулась от “старого скифа”; инициатива перешла к войскам генерала Массены (будущего наполеоновского маршала) и войска Римского-Корсакова, лишившись поддержки австрийцев, были разбиты при второй битве при Цюрихе. Следует заметить, что французский народ желал мира, а не войны. Список превосходных талантливых администраторов, назначенных правительством первого консула, сам по себе служил уже доказательством того, что управление внутренними делами во Франции будет осуществляться надлежащим образом. Качественная реорганизация армии позволяла в свою очередь прогнозировать, что предстоящая война закончится для Франции почетным миром. Однако необходимо было сделать такой шаг, который поселил бы у французов убеждение в том, что их первый консул одушевлен самыми миролюбивыми стремлениями. По возвращении Бонапарта из Египта обстоятельства сложились таким образом, что ему оказалось нетрудно найти решение и этой задачи.
К этому времени Павел I уже 2,5 года находился у власти и все реже заглядывал в милую своему сердцу Гатчину. Он уже оставил планы строительства Ингербурга (успев закончить только дачу Е.И. Нелидовой) и стал думать о своей новой резиденции в столице. Ему не нравился Зимний дворец, где все напоминало альковых фаворитов матери. В его воображении уже рисовался Михайловский замок, окруженный глубокими рвами и тайными подземными переходами, соединявшими Восточную и Западную кордегардии с основным замком. Именно здесь, на месте летнего дворца Елизаветы, где он родился, днем и ночью шло грандиозное строительство. Тогда Павел Петрович еще не знал, что прекрасное творение архитектора Бренна прослужит ему домом всего 40 дней.
Павел работал на износ. Вставал в 4 утра, присутствовал на смотрах, вахтпарадах, давал аудиенции, занимался вопросами внутренней и внешней политики. Его работоспособности мог позавидовать сам Наполеон, а точность, с которой исполнялись приказы Павла вызывала восхищение и искреннее изумление иностранных посланников при дворе, в том числе и французских.
Павел Петрович был возмущен политикой английского короля Георга III за то, что русским войскам, включенным в Алькмаарскую капитуляцию, был оказан весьма холодный прием в Англии и, что их фактически держали почти как под домашним арестом на Британских островах Гернси и Джерси. Русский государь рассчитывал стать гроссмейстером Мальтийского ордена, и, когда, вслед за тем, англичане осадили Мальту, он был готов обвинить Великобританию в измене. Еще сильнее было раздражение Павла Австрией. Часть русских войск, как мы уже упоминали, под командованием Римского-Корсакова, была разбита по вине австрийцев близ Цюриха 25 сентября 1799 года. Суворов, с другим крылом армии, был тогда полным хозяином Пьемонта и, в соответствии с предписаниями своего монарха, пригласил короля Карла Эммануэля IV вернуться из Сардинии в Туринский дворец. Австрийский эрцгерцог Карл, одержав в июне 1799 г. победу над Массеной в первом бою под Цюрихом, ушел со своими войсками из Швейцарии в центральную Германию и оставил русских на произвол судьбы. Император Франц, в свою очередь, стремился завладеть всей Северной Италией, а потому, не желая возвращения туда Савойского дома, предписал Суворову немедленно передислоцироваться в Швейцарию и идти на соединение там с русскими войсками.
Русский полководец обнаружил, что австрийцы не сделали никаких приготовлений для перехода его армии через перевал Сен-Готард. Отсутствие мулов для перевозки артиллерии и обоза серьезно затрудняло его движение и обусловило в такой же степени, как и энергичные действия французов, неудачу швейцарского похода. Сам Суворов приписывал эту неудачу равнодушию, или, скорее, недоброжелательности австрийцев. Суворовские войска, которым приходилось переходить через вершины Альп, занесенные снегом и дикие ущелья из одной долины в другую, терпели жесточайшую нужду, вследствие неудовлетворительной организации обозов, и понесли большие потери. Положение их казалось совершенно безнадежным, когда выяснилось, что Римский-Корсаков, к которому они шли на соединение, был разбит и вынужден уйти из Швейцарии. Суворов, без артиллерии, боеприпасов и продовольствия, окруженный со всех сторон победоносными войсками Массены, с трудом проложил себе путь на восток. Остатки русского отряда собрались в г. Куре, откуда проследовали в баварские пределы. И, тем не менее, Массена впоследствии говорил с завистью, что “отдал бы все за один швейцарский поход Суворова”.
Император Павел был взбешен результатами кампании. Суворов получил приказ вернуться в Санкт-Петербург. Царь потребовал, чтобы всем итальянским монархам были возвращены их престолы и чтобы, в доказательство искренности австрийской политики Тугут был уволен в отставку. Тем временем до Павла дошло, что по взятии Анконы соединенными австрийскими, русскими и турецкими силами, его собственный штандарт, поднятый над крепостью, был снят и над ее стенами оставлено лишь одно австрийское знамя. Восторженный энтузиаст, жаждавший снискать себе славу царственного великодушного рыцаря, признал такой поступок австрийцев кровной обидой для себя и принял решение в декабре 1799 г. выйти из коалиции. Бонапарт тотчас же воспользовался этим благоприятным обстоятельством и оказал ему честь, отпустив на родину 6 000 русских пленных со знаменами и с полным вооружением. Этот благородный поступок Бонапарта повлиял на настроения Павла Петровича, который проникся восторженным сочувствием к первому консулу и его проектам, включая разработку плана совместной франко-русской экспедиции в Индию. С выходом России из коалиции единственными грозными противниками Франции остались Англия и Австрия.
